Радость мимолетного: как найти прекрасное в пандемии

Сейчас время вопросов без ответов. Заболею ли я? Когда будет вакцина? Стабильна ли моя работа? Когда жизнь снова станет нормальной? Эксперты делятся догадками или оценками некоторых трудностей, но уверенности нет, и это сводит с ума.

Люди ненавидят неопределенность и готовы на все, чтобы ее избежать, даже предпочитают заведомо плохой результат неизвестному, но, возможно, хорошему. В одном британском исследовании первой части участников сказали, что их шанс получить удар электрическим током равен 50%, а другой части — что 100%. Первые пережили больший стресс, чем вторые. Нетерпимость к неопределенности подвергает людей большему риску таких заболеваний, как депрессия и обсессивно-компульсивное расстройство.

Мы по умолчанию считаем, что неопределенность — это всегда плохо, а уверенность — всегда хорошо. Однако древняя философия, а также растущее количество научных данных говорят об обратном. Неопределенность не должна мешать нам, и «в правильной форме и в нужном количестве она на самом деле несет большое удовольствие», — говорит профессор психологии из Гарварда Дэниел Гилберт.

Мы занимаемся определенными видами деятельности — например, смотрим триллеры или читаем детективы, — именно потому, что результат неизвестен. Или, скажем, вы получаете записку от тайного поклонника. По словам Гилберта, тайна о том, кто ее послал, порождает «такую неопределенность, которую вы сочтете изумительной и восхитительной». Тем не менее, мы по большей части не обращаем внимания на свою любовь к приятной — назовем ее безвредной — неопределенности. По данным Гилберта и его коллег, даже несмотря на то, что неуверенность в позитивном событии продлевает людям удовольствие, мы в целом убеждены, что будем счастливее, когда неопределенность будет устранена.

А как насчет более мрачной неопределенности, с которой мы столкнулись сейчас? Речь не только непосредственно о болезни или потере работы из-за пандемии, но и об отсутствии видимых ее границ. Мы не знаем, когда она закончится. Вы могли заметить, что такого рода неуверенность — назовем ее пагубной неуверенностью, — только ухудшает настроение. Но, опять же, это всего лишь тенденция, а не предрешенный исход. Мы не обречены на страдания, сталкиваясь с пагубной неопределенностью. У нас есть выбор.

По моему опыту, есть два способа решить «проблему» неизвестного: уменьшив величину воспринимаемого риска или увеличив терпимость к неопределенности. Большинство из нас сосредоточены в основном на первом. Многие философы считают это ошибкой.

Философы борются с неопределенностью и непостоянством как минимум со времен древних греков. Стоицизм — философия, процветавшая в III веке до нашей эры в Афинах, — особенно хорошо подходит, чтобы помочь людям справиться с неопределенностью. Стоики жили в особенно неспокойные времена. Афины потеряли большую часть своей независимости как город-государство, а смерть Александра Македонского несколькими годами ранее оставила в регионе вакуум власти. Старый порядок рухнул, а новый еще не возник.

Стоики считают, что жизнь главным образом находится вне нашего контроля, но мы контролируем самое главное: свои мнения, импульсы, желания и антипатии, свое психическое и эмоциональное состояние. «Измени то, что можешь, и прими то, чего не можешь изменить», — известное стоическое кредо. Говорят, стоит овладеть этим навыком, и вы станете «непобедимыми». Стоики признают, что это непросто, но возможно. Принять неопределенность, присущую жизни — особенно жизни во время пандемии, — лучше, чем вести с ней постоянную битву, которую мы неизбежно проиграем, сказали бы стоики.

В фильме «Лоуренс Аравийский» есть сцена, где Лоуренс, которого играет Питер О’Тул, спокойно гасит спичку между большим и указательным пальцами. Его сослуживец пробует сделать то же самое и вскрикивает от боли.

«Ой! Чертовски больно», — говорит он.

«Конечно, больно», — отвечает Лоуренс.

«Ну, а в чем же тогда фокус?»

«Фокус, — говорит Лоуренс, — в том, чтобы не замечать эту боль».

Ответ Лоуренса — чисто стоический. Конечно, он чувствовал боль, но она оставалась ощущением, рефлексом. Она не перерастала в панику. Лоуренс не обращал внимания на боль в буквальном смысле слова: он не позволял своему разуму задерживаться на этом и усиливать то, что чувствовало тело.

Точно так же пандемия изменила обстоятельства нашей жизни — это реальность, которой мы не можем избежать. Но наш разум и наши реакции по-прежнему принадлежат нам.

Чтобы показать силу мышления, стоики используют метафору цилиндра, катящегося с холма. Гравитация гарантирует, что цилиндр начнет катиться, но то, насколько плавно и быстро он катится, зависит от его формы. Мы не можем контролировать холм или гравитацию, но можем контролировать форму своего цилиндра, состояние своего разума.

Например, предположим, что вы, как и многие родители, работаете из дома, присматривая в то же время за маленьким ребенком. Эти факты — холм, их изменить невозможно. Что вы можете скорректировать, так это ваше отношение. Это не обязательно должен быть фундаментальный сдвиг — это может быть плавное смещение от сопротивления если не к полному принятию, то по крайней мере к терпимости.

Способность справляться с неопределенностью может принести и большую пользу. В конце концов, неуверенность вынуждает искать новые знания. Выдающиеся ученые знают это интуитивно и готовы жить с неизвестностью, исследуя новые рубежи. «Мне не нужно знать ответ, — говорил физик-теоретик Ричард Фейнман. — Я не пугаюсь того, что ничего не знаю, потерявшись в таинственной вселенной без всякой цели». Терпимость к неопределенности и двусмысленности также связана с более творческим мышлением, как показали несколько исследований. Английский поэт-романтик Джон Китс ввел термин «негативная способность» для описания подобного явления. В письме братьям в 1817 году он утверждал, что писатель творит в полной мере, «когда предается сомнениям, неуверенности, догадкам, не гоняясь за нудными фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности».

Японские философы пошли еще дальше. Они советуют не просто мириться с неопределенностью и ее близким родственником непостоянством, но и приветствовать их. «Самое ценное в жизни — это ее неопределенность», — писал буддийский монах XIV века Ёсида Кэнко.

Посмотрите на сакуру или цветение вишни. Их цвет мимолетен. Цветут они всего неделю или две, а потом лепестки опадают. Другие цветы — например, сливы — сохраняются значительно дольше. Зачем же стараться взращивать что-то столь же хрупкое, как цветущая сакура?

Потому что «красота заключается в ее собственном исчезновении», — говорит Дональд Ричи в своей книге «Трактат о японской эстетике». Жизнь эфемерна. Все, что мы знаем и любим, однажды перестанет существовать, включая нас самих. Это определенность жизни. Сакура прекрасна не вопреки своему мимолетному цветению, а благодаря ему. Так было всегда. Пандемия вернула нас к нашей мимолетности. И хотя при таких ужасных обстоятельствах воспевать эту истину может быть чересчур, мы можем научиться терпеть неизвестность и, возможно, даже мельком увидеть красоту, лежащую в основе неопределенности жизни.

Источник