Эми Орбен — научный сотрудник Колледжа Эммануэля и отделения познания и развития мозга Университета Кембриджа. Она работает в области экспериментальной психологии и работает с большими данными, чтобы понять, как социальные сети и использование цифровых технологий влияют на благополучие подростков. Ее последняя статья, написанная в соавторстве с Эндрю Пжибильски, посвящена взаимосвязи между подростковым сном и технологиями.
В последние годы часто высказываются предположения, что цифровые технологии, особенно смартфоны, могут отрицательно влиять на психическое здоровье, способность концентрироваться и режим сна. Есть ли веские доказательства в поддержку этих опасений?
По сравнению с тем, сколько публичных дискуссий и какой охват получают эти вопросы, реальных фактов очень мало, и они не слишком надежны и очевидны. Я думаю, что на этот вопрос так трудно ответить как раз из-за отсутствия качественных данных.
Вы написали о «низком качестве измерений, доступных сегодня», потому что они основываются на ответах самих подростков. Значит ли это, что опасения могут быть реальными, просто пока нет никаких доказательств?
Мы как общество всегда обеспокоены новыми технологиями, и это совершенно естественно, и поэтому нужно уважать эту обеспокоенность. Но мы находимся на этапе, когда эти проблемы, хоть у них и мало доказательств, служат движущей силой политических изменений и политических дебатов. По-прежнему так мало качественных данных о том, как мы, общество, и наши дети, на самом деле взаимодействуем с технологиями — со всем их широким спектром, который мы используем ежедневно.
Вы отмечали, что такие данные не появятся до тех пор, пока Google, Facebook и крупные игровые компании не поделятся информацией, которая есть на их серверах. Как вы думаете, что мы увидим, если они это сделают?
Передача этих данных стала бы огромным шагом вперед в том, что мы знаем о технологиях. Эти данные позволили бы нам этичным образом сделать намного больше, чем какое бы то ни было спонсирование исследований. Выяснится, что технологии невероятно разнообразны. Мы используем их по-разному, с разными мотивами, для доступа к огромному количеству различного контента. Выяснится, что определенные типы использования негативно влияют на определенных людей. Но также выяснится, что определенные типы использования влияют на определенных людей положительным образом.
Нужно ли законодательно обязать эти компании делиться своими данными?
Я думаю, что пришло время продвигать обмен данными, а не просто говорить компаниям, что они должны это делать. Прямое сотрудничество с исследователями не работает, потому что мы, исследователи, ничтожны по сравнению с этими технологическими гигантами. Я не думаю, что компании должны просто отдавать все свои данные, но да, необходима более централизованная и обязательная система обмена данными.
В отсутствие этих данных важно ли, что многие ведущие деятели Кремниевой долины ограничивают своих детей в использовании социальных сетей и смартфонов?
Я думаю, что ориентация на этих конкретных людей из Кремниевой долины и их детей может вводить в заблуждение, потому что они — очень привилегированная и элитная часть общества. Я не думаю, что их подход отражает то, как живут все остальные, и стоит придерживаться более разнообразных взглядов на воспитание детей. Кроме того, не вся Кремниевая долина так делает. Многие никак не ограничивают использование технологий.
Люди говорят об экранном времени, влияющем на психическое здоровье. Но, по-видимому, есть разница между, скажем, использованием смартфона, чтобы сделать домашнее задание, и просмотром Instagram новой подружки твоего бывшего парня?
Сто процентов. Мы регулярно обобщаем влияние социальных сетей и технологий, потому что эти технологии новые. Мы часто воспринимаем их как одно целое, но у технологий, вероятно, столько же разных применений, сколько и пользователей. Разные технологии используют разные эффекты. На платформе Instagram, например, разный контент производит разный эффект. Более того, один и тот же контент может оказывать различное влияние на разных людей или на одного и того же человека в разные периоды времени.
Очевидно, эмпирические данные и бессистемные наблюдения — это разные вещи. Но имеет ли значение то, что дети — и взрослые — кажется, все меньше способны выполнять некие задачи, например, читать книги, не заглядывая постоянно в смартфон?
Сейчас люди часто жалуются, какую важную роль играют смартфоны в их жизни. Чтобы собрать научные данные, нам потребуется больше времени, но я вижу, что в ближайшие пару лет мы лучше поймем, как они на нас влияют, например, на способность сохранять внимание. Но пока мы мыслим дихотомиями, технологии вызывают огромное беспокойство в повседневной жизни, и это мешает спокойно исследовать тему с научной точки зрения.
В прошлом году вы критиковали международный конгресс Королевского колледжа психиатров в Лондоне за поддержку идеи, что социальные сети «истощают запасы нейротрансмиттеров», хотя тому не было представлено никаких доказательств. Разве ученые-психиатры не врачи, прошедшие медицинскую подготовку? Почему они утверждают что-то, не имея доказательств?
Я думаю, что это очень пугающая область. Если погуглить «зависимость от смартфона», то станет понятно, что она существует, хотя это и не признанное психическое расстройство. Разговоры о влиянии смартфонов на мозг — это очень скользкий путь, потому что было не так много специфических исследований мозга. Широко распространено мнение, что смартфоны вызывают выброс допамина, а выбросы допамина приводят к зависимости. Что ж, все, что я делаю, что угодно, может вызвать выброс допамина, потому что это сигнал к получению удовольствия. Я могу болтать с друзьями или есть пиццу.
Психолог Джин Твенге утверждает, что использование смартфонов связано с ростом подростковых самоубийств и депрессии в Америке. Она ссылается на исследования, которые показывают, что ограничение социальных сетей уменьшает чувство одиночества и депрессию. Есть ли в этом смысл?
У нас с Джин Твенге много разногласий по этому поводу. Если вы проанализируете исследования, в которых людей просили воздерживаться от использования социальных сетей, результаты будут действительно неоднозначными. Главное, что в исследованиях авторы пытаются принудить участников реализовать этот запрет, так что это не идеальные условия. Но мы обнаруживаем, что у некоторых участников снижается уровень кортизола, значит отсутствие социальных сетей снижает биомаркеры стресса. Но то же самое исследование показывает, что удовлетворенность жизнью также уменьшается. Так что к результатам можно подойти выборочно, но если посмотреть на картину в целом, история действительно сложная.
Отмечалось, что сегодня молодые люди представляют собой одно из наименее ожесточенных, самых образованных и социально связанных поколений за всю историю. Что может быть причиной их повышенной тревоги и депрессии?
Мои мысли сводятся к простому утверждению, что все сложно. Сегодня мы видим, что общество ищет единственную причину, вызывающую этот так называемый кризис психического здоровья, и очень легко указать пальцем на технологии. Социальные сети существуют только в последнее десятилетие, и они все более распространяются. И когда политики указывают на социальные сети, они не обвиняют родителей или политику — жесткую экономию или сокращение центров психического здоровья, — они ищут козла отпущения. Но если мы действительно хотим понять, что заставляет подростков чувствовать то, что они чувствуют, то мы увидим сложную сеть факторов, одним из которых будут социальные сети.
Как часто вы используете смартфон? И дает ли это вам повод для беспокойства?
Я использую смартфоны и социальные сети с подросткового возраста. И это ключевая часть моей профессиональной жизни, да и жизни в целом: он мне нужен, чтобы ориентироваться в городе, организовывать поездки на поезде и общаться с друзьями. Иногда я злоупотребляю. Недавно было Рождество, а в этот праздник я съедаю слишком много мясного пирога, хотя и знаю, что это плохо для меня. Иногда я использую социальные сети, чтобы спрятаться от проблем, и я знаю, что это плохо для меня, но, как и в случае с пирогами, я стараюсь держать себя в руках. Думаю, эта метафора диеты хорошо объясняет, как я использую технологии.