Представьте, что вы прошли собеседование на работу своей мечты.
Все прошло хорошо, вы обсудили последние детали, и официальное предложение неизбежно. Но потом, в последнюю минуту, все разваливается. Оказывается, ваш будущий начальник заглянул на вашу страницу в Facebook, заметил несколько деликатных фотографий из студенческих лет и решил, что вы не совсем подходите для этой должности.
О таком сценарии предупреждает профессор культуры и медиа Новой школы Кейт Айкхорн в своей новой книге «Конец забвения».
В этом новом цифровом мире все задокументировано, все отмечено, и что угодно может появиться когда угодно, утверждает она. Мы теряем способность забывать и вследствие этого дистанцироваться от своего прошлого.
Как это меняет нашу жизнь? Нарушает ли это нашу способность примерить новые идентичности или экспериментировать с новыми идеями? И что значит прощать друг друга за грехи прошлого в эпоху, когда ничего в действительности не удаляется и не стирается?
Вот слегка отредактированная запись моего разговора с Айкхорн.
Шон Иллинг: Как цифровые технологии — в частности, социальные сети, — усложняют процесс забвения?
Кейт Айкхорн: Некоторые люди утверждают, что сейчас так много информации, что мы забываем больше, чем когда-либо прежде. Некоторые люди также утверждают, что, поскольку все это есть в сети, у нас необходимости запоминать.
Возможно, это так, но одновременно мы также теряем кое-что: нашу способность контролировать, что мы переносим в будущее.
В печатной культуре вы могли выбрать, хранить ли все свои нелепые фотографии из старшей школы и ежегодные альбомы. Что еще более важно, если вы что-то сохранили, вы можете решить, кому это показывать. Лично у меня нет фотографий с этого этапа моей жизни, и даже если где-то они есть, нужно приложить немало усилий, чтобы их отыскать. Я сомневаюсь, что кто-то захочет этим заниматься, и я рада этому.
Однако в эру цифровой фотографии у нас стало больше изображений, чем когда-либо прежде, и на платформах социальных сетей эти изображения все больше оказываются вне нашего контроля. Так что, будь я подростком в 2000-х, а не в 1980-х, я бы не знала, какие мои фотографии где-то существуют и какие из них могут всплыть в любое время. Но это не означает, что те из нас, кто достиг совершеннолетия в культуре печати, не подвергаются риску.
Благодаря оцифровке таких вещей, как старые печатные школьные альбомы, и автоматическому распознаванию лиц при поиске нам могут встретиться старые фотографии.
Что изменилось? Благодаря технологиям способность прошлого нарушить ход дел в настоящем усилилась. И мы только начинаем пожинать плоды этого процесса.
Что происходит с нами, когда мы не можем забыть или избежать прошлого?
Я думаю, что здесь важно иметь в виду, что я не психолог и не количественный исследователь. Изучая культуру и медиа, я подхожу к этому вопросу несколько с позиции наблюдателя. Но давайте рассмотрим события детства в качестве примера.
У большинства из нас были разные щекотливые ситуации, когда мы росли, или мы можем вспомнить этапы, которые были особенно неловкими. Часто это забавные, но не особо компрометирующие вещи — возможно, у вас была дурацкая стрижка в начальной школе, и вы бы предпочли, чтобы ваши нынешние коллеги не видели фотографии этого этапа. Но у многих людей бывают более серьезные проблемы.
Подумайте о ЛГБТ-молодежи. Во многих обществах по-прежнему случается так, что им приходится уходить из дома и радикально порывать с прошлым.
Я хочу сказать, что есть что-то освобождающее в способности забыть прошлое и переосмыслить себя в настоящем. Я бы сказала, что большая часть взросления связана с многократным переосмыслением себя, а для этого нужно иметь возможность забыть, кем вы были шесть месяцев назад, три года назад, 10 лет назад.
Так что забвение — это в конечном итоге свобода. Вот что важно для меня.
Часть радости взросления — это свобода экспериментировать, пробовать новые личности. Но если все высечено в камне, если каждая глупость или ошибка следует за нами, как цифровая тень, то какая польза от этой свободы?
Некоторые считают, что в результате этого сдвига люди начнут следить за собой с более раннего возраста. Сложно сказать это наверняка. Но с тех пор, как я закончила эту книгу два года назад, кажется, мы начали понимать, как это может откликнуться в будущем.
Хороший пример — день инаугурации конгрессмена Александрии Окасио-Кортес. Не удивительно, что кто-то отправился в сеть с намерением найти что-то компрометирующее — что-то, что может подорвать ее авторитет. Что они нашли? Они нашли видео, где она танцевала с друзьями в колледже.
Видео было абсолютно безобидным, и она очень хорошо справилась с этой ситуацией, но этот инцидент показывает, что может произойти дальше. В дальнейшем мы увидим, что цифровые следы будут использоваться против людей чаще, и на одних людях это скажется более негативно, чем на других.
Это страшный момент. Способность недобросовестных персонажей вырывать фотографии, комментарии или видео из контекста и использовать их для нанесения вреда людям, необычайна. Политики заслуживают пристального внимания, но легко заметить, что это может выйти из-под контроля. Как вы указали, не все будут одинаково затронуты своим прошлым. Для общественных деятелей риски достаточно очевидны. Но что думать об этой проблеме обычному человеку, который живет и работает не в центре внимания общественности?
Это правда, что мы должны подходить к общественным деятелям с более высокими стандартами, чем к частным гражданам, но этот сдвиг уже затронул не только публичные фигуры.
Мы знаем, что вербовщики абитуриентов колледжей просматривают анкеты соискателей в интернете и даже роются в их социальных сетях, чтобы проверить факты и найти потенциально обличительную информацию. Рекрутеры делают то же самое. Также уже есть люди, которые берут деньги с родителей, чтобы очистить цифровой след, оставленный подростком в сети. Все больше компаний, консультирующих колледжи, теперь предлагают услугу цифровой санитарии.
В будущем эта отрасль, скорее всего, будет расти. Люди, у которых есть экономические возможности для исправления цифровых следов своих детей, будут иметь явное преимущество. Я думаю, что в некоторой степени онлайн-забвение будет монетизировано, как и все остальное.
Ваша книга поднимает вопросы, на которые мы должны ответить как общество: насколько справедливо судить кого-то по ошибкам, совершенным в прошлом? Что мы можем простить? Где черта?
В 1960-х годах психолог Эрик Эриксон опубликовал несколько книг, в которых утверждал, что в большинстве обществ молодым людям предоставляется то, что он называет «психосоциальным мораторием». По его мнению, большинство людей признают, что подростки должны иметь мораторий не на опыт, а на последствия.
В большинстве стран, хотя и не в Соединенных Штатах, существуют очень строгие правила, запрещающие обнародовать имена несовершеннолетних правонарушителей по этой самой причине. Это обосновывается тем, что молодые люди должны иметь возможность совершить ошибку, даже серьезную ошибку, но при этом продолжать жить своей жизнью.
Я бы сказала, что этот мораторий на последствия, но не на опыт, никогда не оказывал влияния на всех в одинаковой степени. Многим молодым афроамериканцам на самом деле не предоставляется такой мораторий на последствия в той же степени, что и их белым сверстникам.
Тем не менее, я думаю, что большинство людей согласится с тем, что в идеале у молодежи должно быть время в жизни, когда они могут экспериментировать и даже совершать ошибки и не сталкиваться с такими же последствиями, как взрослые.
В цифровой сфере становится все труднее реализовать этот идеал.
Я много думаю о том, что значит жить настоящим моментом. Конец забвения — это также конец возможности жить настоящим?
Хороший вопрос. Я думаю, вы, возможно, правы. В 2009–2011 годах я недолго была в Facebook. Я только что переехала, и мне показалось, что это хороший способ оставаться на связи со старыми друзьями, но вскоре я обнаружила, что постоянно возвращаюсь в прошлое — и не только недавнее.
За нескольких месяцев люди, с которыми я не общалась 20 лет, вдруг снова стали моими «друзьями». Я все больше оказывалась в прошлом, а не в настоящем, и в конечном итоге именно поэтому я деактивировала свой аккаунт. Мне было неприятно находиться в прошлом в такой степени.
Это также самая распространенная жалоба на такие платформы, как Facebook. Возможно, нас тянет в прошлое, но мало кто хочет жить прошлым ежедневно. В лучшем случае это безобидное отвлечение, но в худшем это может помешать нам жить настоящим и участвовать в текущей жизни и социальных отношениях.
Что вы порекомендуете родителям и особенно молодым людям, которые блуждают по этому новому цифровому ландшафту?
Как родитель вы можете придумать руководство, но нет никакой гарантии, что ваши дети будут следовать этим рекомендациям, когда выйдут в сеть. Я живу с двумя подростками, и, несмотря на то, что я только что написала книгу на эту тему, не могу сказать, что мои советы или предупреждения всегда учитываются!
Но столь же ужасна проблема родителей, которые обмениваются фотографиями детей в социальных сетях. Эта практика, похоже обернется преследованием родителей в будущем. Я ожидаю, что через 10 лет мы увидим растущее число юридических споров между выросшими детьми и их родителями, которые выкладывали в сеть фото детей, пока те росли. На карту будет поставлено право этих выросших детей забыть прошлое и сделать так, чтобы другие также забыли о нем.