Элис Марвик – профессор Фордхемского университета, исследователь культуры потребления и предпринимательства в Кремниевой долине, о которой она пишет в своей новой книге Status Update.
Идеалисты связывают социальные медиа с демократией, равноправием и участием, и в этом контексте технологическое сообщество Кремниевой долины считает себя исключительным. Его фанаты говорят с сияющими глазами о меритократической среде, где инновационные предприниматели подрывают старые, покрытые пылью модели и подгоняют радикальные общественные перемены.
Но если технологическое сообщество – действительно меритократия, почему так многие его ключевые игроки, от Марка Цукерберга до Стива Джобса, белые мужчины? Если предпринимателями рождаются, а не становятся, зачем так много программ, пытающихся воспитывать предпринимателей? Если новые технологии действительно меняют правила игры, почему старомодный капитализм и превращение личной информации в товар никогда всерьез не подвергаются сомнению.
Мифы об аутентичности, меритократии и предприимчивости, конечно, имеют некую основу. Но они столь сильны потому, что они подчеркивают идеалы технопредпринимательства, укрепляющие его структуры власти и привилегии. Если вы верите, что технологическая сцена – меритократия, значит, вы должны верить, что те, кто обладает огромным состоянием, заслужили его, а те, кто не преуспел – не заслужили. На предпринимательство ставится слишком большой акцент, к тому же представление о том, кто считается предпринимателем, ограниченное. Это исключает целые категории людей, не дает им попасть в верхние эшелоны индустрии. А идеал аутентичности означает предпочтение определенного типа самопрезентации, поощряет людей применять бизнес-логику к тому, как они видят себя и других людей.
В целом эти темы аутентичности, меритократии и предпринимательского таланта закрепляют закрытую привилегированную систему, сосредоточенную на ключевых ценностях неолиберального капитализма. Это не делает технологические компании лучше или хуже других отраслей бизнеса – мне определенно приятнее общаться с технопредпринимателями, чем с банкирами. Но это вскрывает истинную природу принципа цифровой исключительности.
Меритократический миф
Миф состоит в том, что кто угодно откуда угодно может приехать в Кремниевую долину и добиться великих успехов, если он специалист в своем деле. Предполагается, что те, «у кого получилось», добились этого благодаря своим прекрасным идеям и способностям, потому что в технопредпринимательстве важно то, что вы делаете, а не то, кто вы.
В этом есть доля правды. Действительно, в технологической отрасли ниже барьеры для входа, чем в некоторых других отраслях. Наличие знаменитого отца или большого наследства не обязательно будет здесь таким же важным активом, как в банковской отрасли (хотя явно не повредит). И действительно, высочайший статус в этой отрасли зарабатывают скорее благодаря своей профессии, чем благодаря фамилии, хотя богатство серьезно влияет на статус.
Я часто слышала вариации на тему «красивую девушку все хотят пригласить на танец» – речь о том, что венчурные инвесторы кучкуются вокруг популярных сделок. (Эта фраза наглядно показывает, кто есть кто в этих отношениях.) В действительности все хотят вести дело с молодыми белыми мужчинами, у которых есть связи со статусными людьми, опыт работы в определенных компаниях, хорошо известные менторы. Шэрон Восмек, CEO некоммерческой организации Astia, которая помогает искать финансирование женщинам-предпринимателям, определяет «систематические скрытые предубеждения» в финансировании технологических компаний:
«Венчурные инвесторы держат в голове конкретные стереотипы успешных CEO (они называют это распознаванием образов, в других же отраслях это называется профилирование или стереотипия.) Джон Доэр публично говорил, что его самые успешные инвестиции – и простой шаблон для будущих инвестиций — это вложения в бизнес белых мужчин до 30 лет, компьютерных гиков, не ведущим никакой светской жизни и бросивших Гарвард или Стэнфорд».
Эта формула, разумеется, отбрасывает огромное количество людей, которые могут обладать столь же сильными навыками.
Меритократический миф также игнорирует уровень привилегированности на технологической сцене, как замечает редактор i09 Аннали Ньюиц:
«Чем больше вы хотите участвовать в этой сети богатства и предпринимательства, тем больше вам нужно иметь, чтобы участвовать. Есть разные уровни участия, на которые выходишь благодаря богатству или наличию свободного времени».
Чтобы выработать социальные связи, необходимые для попадания в верхние эшелоны технологической сцены, нужна возможность участвовать в разных мероприятиях, ездить на конференции и работать над личными проектами. Это требует достатка на уровне среднего или высшего класса, что отбрасывает большинство людей.
В результате эта мифология отрицает роль личных связей, состояния, опыта, пола, расы или образования в успехе человека. Если, к примеру, женщины (или люди другого цвета, или геи) не получают венчурное финансирование в той же пропорции, что и мужчины, то, как утверждает миф, все дело в недостатке способностей, а не в укоренившемся сексизме. Этот миф также оправдывает колоссальные богатства как правильную награду умнейшим и лучшим.
Мифы о предпринимательстве
Миф о предпринимательстве идет рука об руку с меритократическим мифом: он рисует предпринимателей как редкую породу провидцев, которые только и заслуживают успеха. Статус предпринимателей так высок, что возникла огромная индустрия обучения предпринимательству и его продвижения.
Распространенный миф о предпринимательстве заключался в том, что это врожденная личная черта, которой нельзя научить. Как выразился журналист Ом Малик, «ты по природе предприниматель, другого пути просто нет. Предприниматель, это человек, который не может принять статус-кво и хочет перестроить мир по собственному представлению». В этом смысле предприниматели – это как писатели, которые не могут не писать, они не могут не «менять мир».
Но в действительности и писательство, и предпринимательство требуют огромного числа повторений тупой работы, без которой лишь немногие могут добиться успеха. Более того, успешные предприниматели хотя бы частично обязаны своим успехом удаче. Многие отличные продукты не набирают значительной базы пользователей, а другие идеи терпят поражение и уступают место своим более новым и модным версиям. Большинство успешных предпринимателей полностью это признают, и исследования инноваций поддерживают эту точку зрения. Многие инновации – это параллельные разработки, изобретатели, не получившие признания, и длинные социальные истории.
Миф о предпринимателе столь популярен, потому что он вписывается в классические американские ценности. Как пишут Орвис Коллинз и Дэвид Мур, предприниматель – это «героическая фигура в американском фольклоре – несгибаемые и независимые личности, кто рубил леса, взбирался на горы, строил новые города, поднимался из грязи в князи и делал все то, что должны были сделать герои Америки, чтобы построить великую нацию».
Как эти мифы влияют на женщин в технологическом секторе
Образ успешного технологического предпринимателя за последние двадцать пять лет удивительным образом стабилен: молодой, порывистый, богатый, знаменитый, по природе склонный к риску, с новыми идеями и умный. В Кремниевой долине за тридцать лет взлетов и падений идеальный предприниматель – это почти всегда молодой белый мужчина.
Этот образ имеет множество последствий для технологической индустрии. Предпринимательство – это концепция, которая подразумевает «мужские» понятия о поведении и успехе. И поскольку предприниматели имеют такой высокий статус, это означает, что женщины систематически исключаются из высших уровней технологического сообщества.
Хелен Ал в своем исследовании предпринимателей обнаружила, что 70% слов делового обихода, которыми обычно описывают предпринимателей, – это слова «мужского» типа: напористый, настойчивый, рисковый, самодостаточный, лидер, конкурентоспособный, амбициозный. В результате женщины-предприниматели предстают как нечто необычное. Хотя это не соответствует реальности американского предпринимательства. Не меньше 40% бизнесов в США принадлежат женщинам. И несмотря на то, что «предпринимательские» черты приписывают мужчинам, исследования показывают, что в плане образования, технического опыта и мотивации между мужчинами и женщинами, открывающими свой бизнес, нет существенных различий.
По некоторым показателям компании, принадлежащие женщинам, даже успешнее, чем в среднем: женщины-предприниматели более консервативно тратят деньги, и их компании с большей вероятностью переживают переход от стартапа к полноценной компании. Однако женщины практически отсутствуют в верхних эшелонах технологического мира. Лишь 8% стартапов, получающих венчурный капитал, основаны женщинами, и лишь 14% венчурных инвесторов – женщины. В ведущих венчурных фондах лишь 8% специалистов – женщины.
Таким образом, технологическая индустрия, которая как будто эгалитарна и демократична, превозносит мнения и опыт мужчин. А поскольку по разным причинам число женщин, занимающихся компьютерными науками, невелико, это создает культуру производства, в которой доминируют мужчины. Женщины работают в основном в маркетинге, пиаре, управлении проектами или сообществами, дизайне – все это менее статусные профессии, чем разработчики, инженеры, венчурные инвесторы и предприниматели.
Есть много организаций, поддерживающих женщин в технологическом мире, и много внимания уделялось сексистским инцидентам на конференциях и в технологической субкультуре. Но у сложных проблем – сложные решения, а упорно повторяемая идея, что технологический бизнес – меритократия, подрывает попытки их решить. И социальные медиа могут, сами того не осознавая, укреплять это неравенство.
Эксперты и журналисты превозносили YouTube, Flickr и Wikipedia как возможность для любого человека полноценно участвовать в создании и распространении культуры и знания. Но то, что приемлемо создавать и распространять, все больше подчинено суждениям публики. Люди «редактируют себя» с прицелом на определенную группу других людей. Внимание, которое уделяется этой редактуре, противоречит заявленным идеалам равенства, меритократии и сотрудничества.
Люди из технологического мира постоянно описывают Кремниевую долину как место, где умнейшие и самые мотивированные люди со всей планеты меняют мир к лучшему. Но в отличие от общественных активистов, учителей, социальных работников и врачей, технологические предприниматели в конечном счете ориентируются на небольшую часть населения, и прежде всего ищут прибыльные идеи.
Пару лет назад я выступала на конференции Google Zeitgeist, и на меня произвели впечатление призывы больше инвестировать в образование. Мне понравились выступления весьма мотивированных людей, которые основали некоммерческие организации или иным образом уделили много времени и энергии делу справедливости и общественной пользы. Это филантропический оптимизм сродни тому, что излучает Билл Гейтс. Но я увидела и то, как искушает цифровой элитизм. «Если мы хотим добиться величия в двадцать первом веке, – сказал Эрик Шмидт, – мы должны начать с мышления Кремниевой долины. В конечном счете этот мир будет принадлежать предпринимателям».
Цифровой элитизм оптимистичен: технология обещает решения целого ряда сложных проблем. В то же время он порождает атмосферу превосходства и универсальности опыта, на самом деле касающегося лишь небольшой группы самых привилегированных в мире людей.
Цифровой элитизм не меняет структуру власти, а лишь укрепляет ее. Он обосновывает огромный разрыв между богатыми и бедными, огромные различия между обычными людьми и чрезвычайно востребованными инженерами. Он идеализирует «добродетельный класс богатых людей», которые проповедуют филантропию и социальное предпринимательство, но также продвигает идею, что предпринимательство и культура стартапов – это решение всех проблем.
Но не каждый может работать в стартапе, и бизнес-модель стартапов не может быть применима во всех ситуациях.
Оригинал поста – www.wired.com/opinion/2013/11/silicon-valley-isnt-a-meritocracy-and-the-cult-of-the-entrepreneur-holds-people-back/