Эндрю МакАфи: Как будет выглядеть работа в будущем?

Писательница Джордж Элиот предупреждала нас, что среди всех возможных ошибок самые непрошенные — это предсказания. Человек, которого мы могли бы назвать ее последователем в XX веке, Йоги Берра, был с ней согласен. Он сказал: «Сложно делать предсказания, особенно насчет будущего».

Я проигнорирую их предупреждения и сделаю один очень точный прогноз. В мире будущего, который мы сейчас очень быстро создаем, мы скоро начнем видеть все больше и больше вещей, похожих на научную фантастику, и все меньше вещей, похожих на работу. Наши машины скоро станут ездить сами. Это означает, что нам будет нужно меньше водителей грузовиков. Мы подключим Siri к суперкомпьютеру Уотсон и будем использовать это для автоматизации работы, которую сейчас выполняет обслуживающий персонал и технические поддержки. Мы уже взяли дроид R2D2, покрасили его в оранжевый цвет и отправили перевозить грузы по складу. Это означает, что теперь у нас будет куда меньше людей, бродящих туда-сюда по складским проходам.

Вот уже 200 лет люди говорят в точности то же, что и я: век безработицы из-за развития технологий близок. Это началось с луддитов, рабочих, ломающих ткацкие станки в Британии около двух веков назад. Но они ошибались. Экономики стран развитого мира все это время были близки к полной занятости.

Это подводит нас к важному вопросу: чем отличается нынешнее время, если вообще отличается? Причина, по которой оно отличается, в том, что за последние несколько лет машины стали демонстрировать навыки, которых у них никогда до этого не было: они понимают, разговаривают, слышат, видят, отвечают, пишут, и они продолжают осваивать новые навыки. Например, мобильные роботы-гуманоиды пока очень примитивны, но исследовательский отдел Департамента обороны недавно запустил конкурс на то, чтобы они могли делать вещи вроде этой, и если верить записям участников, этот конкурс будет успешным. Когда я смотрю вокруг, я думаю, что совсем недалек тот день, когда у нас будут роботы, выполняющие бо́льшую часть того, что мы делаем сейчас. И мы создаем мир, в котором будет все больше и больше технологий и все меньше и меньше работы. Это мир, который Эрик Бринолфссон и я называем «эра новых машин».

Важно помнить, что это замечательная новость. На сегодня это лучшая новость в области экономики. У нее не так много конкурентов, правда? Это лучшая новость в области экономики на сегодня по двум главным причинам. Во-первых, технологический прогресс — это то, что позволяет нам продолжать замечательный путь, на котором производительность все время растет, в то время как цены падают, а качество и объем продолжают значительно расти. Сегодня некоторые люди смотрят на это и говорят о мелком материализме, но это абсолютно неверное восприятие. Это изобилие, и это именно то, что мы хотим от нашей экономики. Во-вторых, эра новых машин – хорошая новость, потому что если роботы начнут работать, нам это делать не придется, и мы освободимся от тяжелой и монотонной работы.

Когда я разговариваю об этом с моими друзьями в Кембридже и Кремниевой долине, они говорят: «Потрясающе. Никакой монотонной работы, никакого тяжелого труда. Это дает нам возможность представить совершенно другой тип общества, где создатели и исследователи, изобретатели и инноваторы собираются со своими покровителями и финансистами, чтобы обсудить дела, развлечения, просвещение, чтобы стимулировать друг друга». Это общество очень похоже на аудиторию конференций TED. На самом деле это очень близко к правде. Мы наблюдаем потрясающий расцвет. В мире, где создать вещь почти так же просто, как распечатать документ, у нас есть потрясающие новые возможности. Люди, бывшие ремесленниками или просто любителями мастерить, сейчас творцы, и они ответственны за огромное количество нововведений. Художники раньше были ограниченны в возможностях, но сейчас могут делать вещи, которые были невозможны до этого. Это время великого расцвета, и чем больше я смотрю вокруг, тем больше убеждаюсь, что цитата физика Фримана Дайсона совсем не была преувеличением. Это простое утверждение, состоящее из фактов. Мы находимся в середине удивительной эры.

[«Технология — это подарок Бога. После подарка жизни, это, возможно, лучший из его подарков. Это начало цивилизации, искусства и наук». — Фриман Дайсон]

Это вызывает новый вопрос: что может пойти не так в эре новых машин? Верно? Отлично, вешай трубку, расцветай и иди домой. Вскоре мы столкнемся с двумя сложными комплектами задач, если углубимся в будущее, которое мы сейчас создаем.

Первый комплекс – экономические проблемы, и они действительно хорошо обобщены в выдуманной истории о споре между Генри Фордом II и Уолтером Рейтером, который был главой сообщества автомехаников. Они осматривали один из новых заводов, когда Форд повернулся к Рейтеру и в шутку сказал: «Эй, Уолтер, как ты собираешься заставить этих роботов платить общинные пошлины?» И Рейтер парировал: «Эй Генри, как ты собираешься заставить их покупать машины?»

Проблема Рейтера в этой шутке в том, что сложно предлагать свой труд экономике, в которой место отдается роботам, и мы ясно видим это в статистике. Если мы посмотрим на прибыль капитала за последние несколько десятилетий — другими словами, на общую прибыль — мы увидим, как она растет, и мы увидим, что сейчас она достигла небывалой высоты. Если мы посмотрим на прибыль труда — другими словами, на общую сумму заработных плат, выплаченных в условиях этой экономики, — мы увидим, что она как никогда низка, и очень быстро движется в противоположном направлении.

Это определенно плохие новости для Рейтера. Выглядит так, будто Форд был прав, но в действительности это не так. Если вы хотите продавать людям какой-то дорогой товар в огромных объемах, вам лучше искать людей многочисленного, стабильного, процветающего среднего класса. Когда-то у нас в Америке был такой, как раз в послевоенный период. Но сейчас средний класс находится в большой опасности. Мы все знаем эти цифры, но я все же повторю одну из них: средний доход в Америке снизился за последние 15 лет, и мы рискуем попасть в порочный круг, где неравенство и поляризация продолжают со временем расти.

Общественные трудности, которые сопровождают это неравенство, заслуживают внимания. Есть несколько общественных трудностей, о которых я не сильно беспокоюсь. Они запечатлены на таких картинках. Это не та социальная проблема, которая меня заботит. Вполне хватает мрачных фантазий о том, что случится, когда роботы осознают себя и решат восстать и объединиться в атаке против нас. Я начну об этом беспокоиться в тот день, когда мой компьютер осознает наличие принтера.

Это не те проблемы, которые должны нас заботить. Касаясь темы различных социальных проблем, которые грядут в эре новых машин, я хочу рассказать историю о двух стереотипных американских рабочих. Для того, чтобы сделать их по-настоящему стереотипными, давайте сделаем обоих белыми. Один из них с высшим образованием, профессионал, творческая личность, менеджер, инженер, доктор, юрист или что-то вроде этого. Назовем его Тедом. Он относится к верхушке американского среднего класса. Его противник не имеет университетского образования, зарабатывает физическим трудом, работает клерком, занимает должность служащего или рабочего. Назовем его Биллом.

50 лет назад у Билла и Теда были необыкновенно схожие жизни. Например, в 1960 они оба, скорее всего, имели полный рабочий день — по меньшей мере 40 часов в неделю. Но как отметил социолог Чарльз Мюррей, когда мы стали автоматизировать экономику, а в 1960 году компьютеры только стали применяться в бизнесе, как только мы стали активно внедрять технологии, автоматизацию и цифровое оборудование в экономику, судьбы Билла и Теда сильно разошлись. За это время Тед продолжил работать полный день. А Билл нет. Во многих случаях Билл полностью покинул экономику, а Тед это делал намного реже. Со временем брак Теда стал довольно счастливым. А у Билла нет. Дети Теда выросли в полной семье, в то время как дети Билла нет. Какие еще вам дать примеры выпадения Билла из общества? Он стал меньше голосовать на президентских выборах, и стал попадать в тюрьму намного чаще. У меня нет счастливых историй об этих социальных тенденциях, и вряд ли что-то изменится. Это относится ко всем этническим и демографическим группам, и эти тенденции становятся настолько серьезными, что существует опасность того, что они перекроют даже тот потрясающий прогресс, которого мы добились в борьбе за гражданские права.

Мои друзья в Кремниевой Долине и Кембридже не замечают, что они так похожи на Теда. Они живут удивительно насыщенной и плодотворной жизнью и получают от этого все преимущества, в то время как Билл ведет совершенно иную жизнь. Они оба – доказательства правоты Вольтера, когда он говорил о пользе труда и о том, и что он спасает нас не от одного, а от трех великих зол.

[«Труд спасает человека от трех великих зол: от скуки, порока и нужды». — Вольтер]

Итак, что нам делать с этими трудностями?

Тактика экономики поразительно проста, поразительно прямолинейна, особенно в краткосрочной перспективе. Роботы не займут все наши рабочие места в последующие год или два, так что классическая схема экономики Econ 101 вполне подойдет: поощрение предпринимательства, удвоенная ставка на инфраструктуру, и обязательное обеспечение выпускников образовательных учреждений нужными навыками.

Но в долгосрочной перспективе, если мы продолжим развивать систему экономики, опирающуюся больше на технологию, чем на рабочую силу, — а именно это мы и делаем сейчас — то мы будем вынуждены подумать над более радикальными вмешательствами, например, что-то вроде гарантированного минимального дохода. Кому-то из вас в зале это может не понравиться, потому что это идея ассоциируется с ультралевыми и с довольно радикальными мерами перераспределения богатства. Я немного исследовал эту тему, и, может, смогу кого-то успокоить, сказав, что идею гарантированного минимального дохода отстаивали такие ярые социалисты как Фридрих Хайек, Ричард Никсон и Милтон Фридман. Если вы переживаете, что что-то вроде гарантированного дохода затруднит наш путь к успеху и сделает нас неприхотливыми, вам, возможно, будет интересно узнать, что социальная мобильность — один из наших поводов для гордости в Соединенных Штатах — сейчас ниже, чем в северо-европейских странах, которые имеют очень щедрые системы социальной защиты. Так что экономическая схема довольно проста.

Социальная схема намного сложнее. Я не знаю, какой должна быть схема, чтобы вовлечь Билла в экономику и удерживать его там. Я знаю лишь, что образование играет огромную роль в этом. Я был непосредственным свидетелем этого. Я учился в школе Монтессори первые несколько лет, и это образование научило меня, что мир — интересное место, и моя задача — исследовать его. Школа закрылась, когда я был в третьем классе. Затем я поступил в общеобразовательную школу, и у меня было чувство, будто меня сослали в ГУЛаг. Наученный прошлым, сейчас я понимаю, что задачей было подготовить меня к жизни клерка или рабочего, но в то время казалось, что задачей было породить во мне подчинение, которое везде меня окружало. Нам нужно что-то большее, чем это. Мы не можем позволить себе продолжать создавать все больше Биллов.

Мы видим признаки того, что все меняется к лучшему. Мы видим, что технологии глубоко воздействуют на образование и привлекают людей, от самых юных наших учеников до самых старых. Мы слышим видных бизнесменов, которые говорят нам, что мы должны пересмотреть некоторые идеи, за которые мы какое-то время так сильно боролись. И мы прилагаем очень серьезные и устойчивые, управляемые данными усилия, чтобы понять, что делать с одним из самых сложных имеющихся у нас сообществ.

Таким образом появляются первые ростки. Я не хочу делать вид ни на минуту, что всего, что мы имеем, будет достаточно. У нас будут очень серьезные трудности. Один пример, сейчас у около пяти миллионов американцев уже как минимум шесть месяцев нет работы. Мы не будем им помогать, отсылая их обратно в Монтессори. Больше всего я беспокоюсь о том, что мы создаем мир, где блестящие технологии будут внедрены в достаточно запущенное общество и будут поддерживаться экономикой, создающей неравенство вместо возможностей.

Все же я не думаю, что мы будем поступать именно так. Я думаю, мы поступим гораздо лучше по одной очень простой причине: факты становятся очевидны. Истинность этой эры новых машин и перемены в экономике становятся широко известными. Если мы хотим ускорить процесс, мы можем заставить наших лучших экономистов и законодателей сыграть в «Свою игру» против суперкомпьютера Уотсон. Мы можем отправить Конгресс в путешествие на автономных авто. Если мы сделаем много подобных вещей, наконец появится уверенность, что все будет по-другому. И тогда мы вне конкуренции, потому что я ни на секунду не поверю, что мы забыли, как решать сложные задачи, или что мы стали слишком апатичны и черствы, чтобы даже попытаться.

Я начал свою речь цитатами творцов слова, разделенных океаном и сотней лет. Позвольте мне закончить словами политиков, которые также были далеко.

Уинстон Черчилль пришел в мой родной Массачусетский технологический институт в 1949 и сказал: «Если мы хотим привести широкие массы людей в каждой стране к временам изобилия, это может произойти только благодаря непрестанным улучшениям всех технических средств производства».

Авраам Линкольн понял, что оставалось добавить еще один ингредиент. Он сказал: «Я твердо верю в людей. Если сообщать им правду, на них можно рассчитывать в любом национальном кризисе. Очень важный момент — предоставлять им сухие факты».

И вот оптимистическая нота — важный момент, на котором я закончу. Сухие факты об эре новых машин становятся ясными, и у меня есть полная уверенность, что мы используем их, чтобы наметить хороший путь прохождения трудностей избыточной экономики, которую мы создаем.

Перевод: Анастасия Гурова
Редактор: София Залеева

Источник